Он любил…
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
…А я была его женой.
1910
А. Ахматова
Поймите же, барон Мюнхгаузен славен не тем, - летал или не летал, а тем, что не врет. Если я сказал, что полечу, - значит я должен это сделать. Я понял, в чем ваша беда - Вы слишком серьезны. Умное лицо - это еще не признак ума, господа. Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица.
Улыбайтесь, господа, улыбайтесь.
***
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина...
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна.
1917
Анна Ахматова
Поймите же, барон Мюнхгаузен славен не тем, - летал или не летал, а тем, что не врет. Если я сказал, что полечу, - значит я должен это сделать. Я понял, в чем ваша беда - Вы слишком серьезны. Умное лицо - это еще не признак ума, господа. Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица.
Улыбайтесь, господа, улыбайтесь.
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
1961
----
Вместо предисловия
В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то "опознал" меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
1 апреля 1957
Ленинград
2
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего погребального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась
(Последняя с морем разорвана связь),
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Март 1940
Фонтанный Дом
А. Ахматова.
Поймите же, барон Мюнхгаузен славен не тем, - летал или не летал, а тем, что не врет. Если я сказал, что полечу, - значит я должен это сделать. Я понял, в чем ваша беда - Вы слишком серьезны. Умное лицо - это еще не признак ума, господа. Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица.
Улыбайтесь, господа, улыбайтесь.
люблю Ахматову!
Волшебная на всю голову
Сергей Михалков — «Десятилетний человек»
Крест-накрест белые полоски
На окнах съежившихся хат.
Родные тонкие березки
Тревожно смотрят на закат.
И пёс на тёплом пепелище,
До глаз испачканный в золе.
Он целый день кого-то ищет
И не находит на селе.
Накинув драный зипунишко,
По огородам, без дорог,
Спешит, торопится парнишка
По солнцу, прямо на восток.
Никто в далекую дорогу
Его теплее не одел,
Никто не обнял у порога
И вслед ему не поглядел,
В нетопленой, разбитой бане,
Ночь скоротавши, как зверек,
Как долго он своим дыханьем
Озябших рук согреть не мог!
Но по щеке его ни разу
Не проложила путь слеза,
Должно быть, слишком много сразу
Увидели его глаза.
Все видевший, на все готовый,
По грудь проваливаясь в снег,
Бежал к своим русоголовый
Десятилетний человек.
Он знал, что где-то недалече,
Быть может, вон за той горой,
Его, как друга, в темный вечер
Окликнет русский часовой.
И он, прижавшийся к шинели,
Родные слыша голоса,
Расскажет всё, на что глядели
Его недетские глаза.
М. Цветаева
Читатели газет
Ползет подземный змей,
Ползет, везет людей.
И каждый — со своей
Газетой (со своей
Экземой!) Жвачный тик,
Газетный костоед.
Жеватели мастик,
Читатели газет.
Кто — чтец? Старик? Атлет?
Солдат? — Ни черт, ни лиц,
Ни лет. Скелет — раз нет
Лица: газетный лист!
Которым — весь Париж
С лба до пупа одет.
Брось, девушка!
Родишь —
Читателя газет.
Кача — «живет с сестрой» —
ются — «убил отца!» —
Качаются — тщетой
Накачиваются.
Что для таких господ —
Закат или рассвет?
Глотатели пустот,
Читатели газет!
Газет — читай: клевет,
Газет — читай: растрат.
Что ни столбец — навет,
Что ни абзац — отврат…
О, с чем на Страшный суд
Предстанете: на свет!
Хвататели минут,
Читатели газет!
— Пошел! Пропал! Исчез!
Стар материнский страх.
Мать! Гуттенбергов пресс
Страшней, чем Шварцев прах!
Уж лучше на погост, —
Чем в гнойный лазарет
Чесателей корост,
Читателей газет!
Кто наших сыновей
Гноит во цвете лет?
Смесители кровей,
Писатели газет!
Вот, други, — и куда
Сильней, чем в сих строках!
Что думаю, когда
С рукописью в руках
Стою перед лицом
— Пустее места — нет! —
Так значит — нелицом
Редактора газет-
ной нечисти.
Ванв, 1-15 ноября 1935
Р. Бернс в переводе С. Маршака (Маршак 3-го ноября родился, 1887-1964).
Кто честной бедности своей
Стыдится и все прочее,
Тот самый жалкий из людей,
Трусливый раб и прочее.
При всем при том,
При всем при том,
Пускай бедны мы с вами,
Богатство -
Штамп на золотом,
А золотой -
Мы сами!
Мы хлеб едим и воду пьем,
Мы укрываемся тряпьем
И все такое прочее,
А между тем дурак и плут
Одеты в шелк и вина пьют
И все такое прочее.
При всем при том,
При всем при том,
Судите не по платью.
Кто честным кормится трудом,
Таких зову я знатью,
Вот этот шут - природный лорд.
Ему должны мы кланяться.
Но пусть он чопорен и горд,
Бревно бревном останется!
При всем при том,
При всем при том,
Хоть весь он в позументах, -
Бревно останется бревном
И в орденах, и в лентах!
Король лакея своего
Назначит генералом,
Но он не может никого
Назначить честным малым.
При всем при том,
При всем при том,
Награды, лесть
И прочее
Не заменяют
Ум и честь
И все такое прочее!
Настанет день и час пробьет,
Когда уму и чести
На всей земле придет черед
Стоять на первом месте.
При всем при том,
При всем при том,
Могу вам предсказать я,
Что будет день,
Когда кругом
Все люди станут братья!
Пускай бегут и после нас,
Сменяясь, век за веком,—
Мир умирает каждый раз
С умершим человеком.
Леонид Тучинский. Из новых стихотворений
* * *
Двадцать первый век не долог,
Натянул времён струну.
Дочитать бы мартиролог
Всех погибших в ту войну.
От рассвета до рассвета,
Поимённо – всё тщета.
Мартиролог тех, кто в эту,
Будет некому читать.
* * *
А как же с мальчиком кровавым?
ОкровавлЕнным? Всё – слова.
Тут разве что от криков "браво!"
Кружиться может голова.
Юродивый сидит в психушке,
И Богородица молчит.
Кукушки? Кукиш – это пушки
Отсчитывают дни в ночи.
Слеза ребёнка не сакральна.
Ты Красота? Что ж, в добрый час!
Ракета с мордочкой овальной
Спешит, спасая мир от нас.
* * *
Сбросив путы и оковы,
Отряхнув с подошвы прах,
Миром правят Смердяковы,
Правят, все права поправ.
Мы не то чтоб одичали,
Нет, таков событий ход –
От причалов всех отчалил
Философский пароход.
Может быть, оно не ново,
Может, вынес Бог вердикт...
Миром правят Смердяковы,
От того так мир смердит.
"Учитесь не писать стихи"
Учитесь не писать стихи.
Конечно, это будет трудно,
Словечко выпорхнет подспудно
И хлынут реки чепухи.
Но по ступенькам, постепенно,
По строчке в день, по запятой
Проникновенно, вдохновенно
Прорвётесь вы к мечте святой.
Да, не писать не каждый может,
Талант тут требуется, вкус...
Я не могу пока что тоже,
Но непременно научусь.
"Молитва" (А.Петров - Э.Рязанов) из к/ф "Небеса обетованные"
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть
Дни летят в метельной круговерти
Жизнь - тропинка от рожденья к смерти
Смутный, скрытый, одинокий путь...
Господи! Ни охнуть, ни вздохнуть!
Снег. И мы беседуем вдвоем
Как нам одолеть большую зиму
Одолеть ее необходимо
Чтобы вновь весной услышать гром
Господи! Спасибо, что живем!
Мы выходим вместе в снегопад
И четыре оттиска за нами
Отпечатанные башмаками
Неотвязно следуя, следят...
Господи, как ты метели рад!
Где же мои первые следы?
Занесло печальную дорогу
Заметет остаток понемногу
Милостью отзывчивой судьбы
Господи! Спасибо за подмогу!
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть!
Дни летят в метельной круговерти
Жизнь- тропинка от рожденья к смерти
Смутный, скрытый, одинокий путь...
Господи! Ни охнуть, ни вздохнуть!
Поймите же, барон Мюнхгаузен славен не тем, - летал или не летал, а тем, что не врет. Если я сказал, что полечу, - значит я должен это сделать. Я понял, в чем ваша беда - Вы слишком серьезны. Умное лицо - это еще не признак ума, господа. Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица.
Улыбайтесь, господа, улыбайтесь.
Кто к минувшему глух
и к грядущему прост,
устремляет свой слух
в преждевременный рост.
Как земля, как вода
под небесною мглой,
в каждом чувстве всегда
сила жизни с иглой.
И невольным объят
страхом, вздрогнет, как мышь,
тот, в кого ты свой взгляд устремишь,
из угла устремишь.
Засвети же свечу
на краю темноты.
Я увидеть хочу
то, что чувствуешь ты.
В этом доме ночном,
где скрывает окно,
словно скатерть с пятном,
темноты полотно.
Ставь на скатерть стакан,
чтоб он вдруг не упал,
чтоб сквозь стол-истукан,
словно соль проступал,
незаметный в окне,
ослепительный путь --
будто льется вино
и вздымается грудь.
Ветер, ветер пришел,
шелестит у окна,
укрывается стол
за квадрат полотна,
и трепещут цветы
у него позади,
на краю темноты,
словно сердце в груди.
И чернильная тьма
наступает опять,
как движенье ума
отметается вспять,
и сиянье звезды
на латуни осей
глушит звуки езды
на дистанции всей.
Иосиф Бродский.
На руке, дарящей розы, всегда останется их аромат...
Ваши права
Ответить с цитированием