ОффтопикПодушечные бои.
В Армии я кузнечил. Ну, не то, чтобы профессионал, а просто умел молотком стучать, да и сила в костях была.
Впрочем, и сейчас еще - о-го-го!
Моё признание, как кузнеца, началось с того, что в один из визитов моих на гауптвахту меня заставили дырки в стенках бить, с целью протаскивания электрических проводов в последствии.
Дом офицерский строился.
Надобно знать, что, будучи выгнанным из двух учебных заведений, до призыва в Армию, я умудрился еще и 5-й разряд электромонтажника получить, хотя и там не всё гладко обошлось.
Именно это обстоятельство и предрасположило начальство моё на эту ответственную должность меня назначить.
Дыры нужно было бить правильно, а моё незаконченное высшее в известной степени служило гарантией предполагаемого результата.
Вообще, куда бы я не потыкался в юности моей, где бы меня судьба не испытывала, везде и всюду всё оборачивалось примерно одним и тем же, - меня либо выгоняли, либо - в виду отсутствия опции "выгнать" - сажали на гауптвахту.
Было бы нечестным не признать тот факт, что выгоду своего положения я тоже (иногда) видел, и опцией выгоды своей не однократно пользовался.
Так вот, в тот славный день, когда ко мне пришло признание, с последующим освобождением от битья в стенах дыр, я просто взял зубило отбойного молотка, оттянул его слегка молотком, после предварительного прогрева резаком, и подкалил немного, закалкой этот процесс назвать было нельзя в виду полнейшего несоответствия условий.
Как ни странно, однако, но мой почин был подхвачен соседними подразделениями, а ввиду полнейшего наличия отсутствия так называемого здравого смысла у «подхвативших», как это зачастую в войсках водится, зубилья не становились острее ничуть, даже наоборот.
Результат не заставил себя долго ждать, и в один из дней все работы по битью были приостановлены, зубилья ко мне на подносе принесены, с ними же и приказ, чтобы разобраться и навести порядок, внедрить и ускорить, и пр. и пр.
В части нашей имелась кузнечная мастерская, позабытая и позаброшенная, с одной стороны из-за беспробудного пьянствования кузнеца, из гражданских нанятого, с другой же стороны ввиду того, что кузнечить попросту было нечего. Зубилья и прочий инвентарь закупались в зависимости от потребности в оных, а о ремонте или продлении срока службы инвентаря никто из начальства и не помышлял, концентрируясь в основном на воспитательной работе. Думаю теперь, что битьё дыр в стенах тупыми зубилами как раз и являлось частью воспитательного процесса.
После объяснения начальству, как можно наладить зубило-восстановительный процесс в кратчайшие сроки, о заброшенной кузнечной мастерской вспомнили, куда меня, в сопровождении конвоя, торжественно и доставили.
Я, вообще, падок был до разного рода почестей, и очень любил эскорты всякие. Недостатком в этом случае было только то, что внимание, моей персоне подобным образом оказываемое, по воинскому уставу полагалось лишь арестованным, в числе которых находиться свыше 28 суток не позволялось, опять же согласно вышеупомянутому уставу.
Такой вот замкнутый круг.
Надо ли вам говорить, что я старался изо всех сил, и делал, всё что мог.
Кузнечное дело, меня, однако, увлекло, и, даже – не побоюсь сказать – затянуло. Об интернет-зависимости тогда мы еще не знали.
Перековав зубилья и подкалив оные, я занялся другими инструментами, которые требовали кузнечного вмешательства.
Как-то от нечего делать, я, найдя несколько прутьев, завил их хитроумненько, приклепал к ним еще несколько, и еще, и из хитросплетения этого в конце концов вышел подсвечник.
За этим занятием и застал меня дежурный офицер, проверявший территорию после отбоя.
Оправдываться перед ним и отпираться я не стал, и на прямой вопрос – что ты здесь после отбоя делаешь, я, с не меньшей же прямотою и ответствовал – железо кую!
Естественно, мы повздорили. Было у них так принято – со мною ссориться.
На утро снаряжена была экспедиция в кузницу, с целью определения рода моих занятий после отбоя.
Подсвечник, естественно, обнаружили, и после установления личности заказчика, коего и в помине не было, подсвечник конфисковали в пользу командира части. В этом случае, как, впрочем, и во всех остальных, командир считал себя стороною, интересы которой были ущемлены, и требовали сатисфакции..
Долго ли, коротко ли, заказы на подсвечники начали сыпаться ко мне со всех сторон. Все мало-мальски уважающие себя начальники и командиры считали долгом своим заказ свой в кузнице разместить, в виду того, что, по их мнению, делать мне всё равно было нечего. От обязанностей службы меня, естественно, никто ограждать не собирался, и поэтому я имел всё же возможность скрашивать свою жизнь и потакать некоторым своим слабостям, выражаемыми, например, в пререканиях со старшими по званию.
Любимым аргументом моим в спорах с новоиспеченными офицерами и прапорщиками была фраза – «неужели Вы и вправду думаете, что 70 лет назад кто-то к вам обратился бы со словами - «Ваше Благородие». Как правило, фраза эта действовала безотказно, приводя в бешенство того, к кому она была обращена.
Относилось это, впрочем, только к Офицерам, прапорщиков же я донимал иначе, ознакомляя их с Приказом Петра I:
«Причислить Прапорщика к офицерам, однако в салон Офицерский его не впускать, дабы он присутствием своим и поведением гнусным не портил настроения господ Офицеров.»
Тем не менее, не смотря на все прилагаемые усилия, визиты мои на гауптвахту в последние 5-8 месяцев службы значительно сократились.
Но случай, имеющий непосредственное отношение к заглавию моего повествования, вскоре предоставился.
Как вы уже знаете, интернета тогда еще не было, и вдохновение, на меня снисходившее исключительно в вечерние часы, находило себе выход в ковке металла после отбоя.
Разумеется, если на тот момент я не был задействован в мытье полов или посуды.
В один из дней, я, наковавшись вдоволь и поужинав в расположении части, в пределах дислокации оной собирался и ночь скоротать.
Но судьбе было угодно распорядиться по другому.
В казарме нашей роты – после отшествия ко сну – был затеян подушечный бой. Затеян он был, как на грех, военнослужащими нашего призыва, старшими других, к тому времени, и потому мои воззвания и вдохновительные речи с предложениями водворить спокойствие, оставлены были, так сказать, без внимания.
Что делать?
Осознав, что уснуть в этом бедламе все равно уже не смогу, я направился в кузницу.
Проведя там несколько часов, я почувствовал, как все кости мои тянутся к постели. Ковка – не такое уж лёгкое занятие, даже для человека, находящегося в хорошей спортивной форме.
Каково же было мое удивление, когда, вернувшись в расположение роты, я застал подушечный бой в самом его разгаре. Видимо, у участников сражения открылось второе дыхание. Потом – третье. Потом – четвертое. И так далее.
На пути моего следования к койке как раз и располагался эпицентр этого веселия.
Делать было нечего.
Я подхватил матрац с ближайшей койки, и, активно работая им направо и налево, смело начал прочищать себе путь к месту предполагаемого ночлега.
Участники подушечного побоища сразу же оценили достоинство матраца, почтительно с моего пути разлетаясь в межкоечные проходы.
И вот - уже победа близка. Вот-вот уже усталые члены мои коснутся застиранных солдатских простыней, и, возможно, на короткое время, я забудусь сном.
Тща себя надеждою той, я вдруг услышал позади себя мою фамилию, громовым голосом старшины произнесенною.
Естественно, бой в тот же миг утих.
Все участники его с мышиною проворностию шмыгнули по койкам, в казарме водворилась долгожданная тишина, а посреди казармы перед старшиной стоял я – с дурацким матрацем в руках.
Надо ли разъяснять, что виновником ночного побоища признан был ваш покорный слуга, соответственно, на гауптвахту водворён, из расположения которой на следующий день торжественно в сопровождении конвоя к кузнице и был доставлен.
Ответить с цитированием
:
Сообщение от Гулечка
Ваши права